*задумчиво*
Все пишут о гомосексуальности: в литературе, в кино, в истории. Гомосексуальные как минимум намеки находятся везде. Бисексуальные как минимум склонности находятся у всех. И все уверяют, что это нормально, это в порядке вещей, на это не нужно обращать особого внимания - это норма, это совершенно естественно, нет никакой разницы.
И что в итоге получаем?
А ничего. То, что раньше было особенным, запретным, "элитарным" - стало банальным, как выбор зубной пасты. То, что служило основанием для самоанализа, "самовыстраивания", для поиска или конструирования собственной идентичности, потому что ни одна из имеющихся не подходила, потому что человек оказывался "вовне" по отношению к обществу и его привычным схемам, не вписываясь, оставаясь самим по себе с необходимостью себя, как он есть сам, осознавать - оказалось обыденным.
Дело, наверное, не только в гомосексуальности: покров сакрального сорвали вообще со всей сферы сексуальности и пола (если не вообще всего мира), она вся превратилась в обыденность, потеряв напрочь тайну и "особость". Но ведь грустно...

Название: Пауки в банке
Фандом: ГП
Тип: гет, фемслеш
Рейтинг: NC-17
Пейринг: РЛ/БЛ/ПП
Предупреждение: банальный антураж почти войны, нецензурщина, БДСМ, АУ (на тему Паркинсонов).

Продолжение

Буду рада комментариям и критическим замечаниям, потому что собственная критичность утрачена окончательно.

Рыклин М.
"Пол растений. Тезисы современных философов о сексуальности"

В ходе размышлений анализируется прочтение Пруста ("В поисках утраченного времени") М.Мамардашвили и Ж.Делезом:
"...Далее Делёз делает ход, который резко разводит его книгу с "Лекциями о Прусте". Вместо приведения гомо-гетеро-сексуальности к общей природе он вводит третий, наиболее партикулярный вид сексуальности, который у Пруста связывается с "полом растений". Если сущностью гетеросексуальности являются серии Содома и Гоморры, то сущностью этих серий, в свою очередь, оказывается транссексуальность. Если с гомосексуальностью неизбежно связывается чувство вины и проклятости, транссексуальность в своей несводимой фрагментарности невинна. Она означает "сосуществование в индивиде фрагментов двух полов, частичных объектов, которые не сообщаются между собой. Так обстоит дело с растениями: гермафродит нуждается в третьем (насекомом), чтобы была оплодотворена женская часть и сыграла роль оплодотворяющей мужская".
Итак, место общей природы занимает локальная и неспецифическая гомосексуальность, свободная от депрессии; мужчина стремится к тому, что есть мужского в женщине, а женщина - к тому, что есть женского в мужчине. Полы как частичные объекты разделены перегородками в каждом существе, глобально обозначаемом как женщина или мужчина..."

Последнего не понимаю. Или, скажем, не чувствую: нужно женское в мужчине? (Это слеш, что ли, из таких тенденций вырастает: цель не подчинить мужчину и "поиграть" им, а найти и в нем женские, собственные, черты и выделить их поярче? Не, слеш, я думаю, проще и фрейдистски-адлерианско объясняется, там все не философски, а психологически: играть в свои женские игры, обезопасив себя от презрения к себе же, как к женщине.)
Или это нарциссизм инфантильный такой, эгоцентризм, центрированность на себе и своем (как факт, без моральных оценок, естественно)? Или, и правда, шизофрения постмодернистская - все по кучоскам, а все кусочки собственные, внутри?

И еще отрывок:
"... В "Германтах" есть такой эпизод: слуги выносят на улицы кадки с орхидеями; женские особи должны быть оплодотворены пыльцой, которую насекомые переносят с мужских особей. И, хотя вероятность этого события статистически стремится к нулю, акт оплодотворения все-таки происходит. Растительные полы не коммуницируют друг с другом непосредственно, они нуждаются в посредниках для переноса пыльцы. Орхидеи обладают как мужскими, так и женскими половыми признаками, но они не могут оплодотворить себя сами, нуждаясь в перекрестном опылении. Другими словами, они не гомо- и не гетеро-, а полисексуальны. И этот "пол растений" важен для современной западной философии и литературы, для Деррида и Роб-Грийе, Фуко и Русселя, Джармэна и Лакана. Делёз просто нашел подходящее слово, не более того..."

Мужское и женское универсальны и неистребимы в культуре, человеке - но в разные эпохи существуют по-разному относительно биологического пола и всего остального? Тогда откуда берется сама оппозиция "мужское-женское"? Есть ли она вообще? Что ее основа? Активность/пассивность? Плоско как-то... Или нет, и суть в этом?


Ежели кто забредет и захочет обсудить или что-то сказать, буду рада.

Falsche Hoffnungen hegen
(Предаваться иллюзиям)
Бета: krizz
Пэйринги: СС/ЛМ, ЛМ/СС/БЛ
Рейтинг: NC-17
Жанр: drama, angst
Предупреждение: 1) содержит элементы БДСМ (по крайней мере, технически);
2) содержит гет.

На самом деле все оказалось не таким страшным, как Белле представлялось много ночей подряд, когда она, закрывая глаза, пыталась вообразить свое безумие реальным.
В душной раздражающей темноте спальни и до тошноты знакомом шершавом коконе простыней Лорд удивленно приподнимал бровь, все вокруг ахали, обращая на нее расширившиеся глаза, и у дрожащей Беллы, оказавшейся вдруг в центре поднявшейся вокруг нее сферы пугающе-бесформенного недоумения, все внутри застывало ледяной пустотой и она дрожащим голосом повторяла свою просьбу, а потом Малфой начинал смеяться, пытаясь что-то выговорить сквозь хохот, заливавший ее холодным, как внутренность Нюрнбергской девы, стыдом, и на этом месте, в последний момент, не позволяя матери посмотреть на нее из толпы, Белла прерывала невыносимость, резко переворачиваясь на другой бок и этим с силой захлопывая картинку как толстый пыльный фолиант, а потом начинала ворочаться, укутываясь в одеяло, по десять раз взбивая подушки, обтягивая ночную рубашку, делая все, что угодно, чтобы не думать.
В жизни все оказалось намного проще. Голос у нее, и правда, дрожал, но вовсе не от волнения. Просто рана не до конца зажила: Беллу все еще водило из стороны в сторону от слабости, а от долгого стояния кружилась голова, и, склонившись перед Лордом в кривоватом полупоклоне, она могла думать только о том, что пол уплывает из-под ног, все внутри трясется от напряжения не упасть, а ей еще нужно говорить и не забыть о деле. Не различила она ни оха Упивающихся, половина из которых ничего не слышали, занятые своим трепом и серьезными переговорами, ни смеха Малфоя, который, как выяснилось потом, и не услышал ее слов, ни даже ответа Лорда, сосредоточившись на том, чтобы не покачиваться и не пытаться опереться о стоящую рядом мать. И злой шепот «Пойдем» Белла поняла лишь как возможность, наконец, сесть и, расслабившись, отпустить свои уже неровно дрожащие от напряжения мышцы.
То, что Лорд решил удовлетворить ее просьбу, она узнала только через пару дней, когда бред прекратился, а открывшаяся было рана снова затянулась, и Белла пришла в себя, поднявшись, наконец, с постели.
Возможности исполнить то, о чем просила, Белле пришлось дожидаться дольше – она должна была полностью выздороветь – но это, наверное, и к лучшему. По крайней мере, это дало ей возможность подготовиться, потому что, несмотря на всю свою страсть и бесконечные вечера и ночи мечтаний и обдумываний, она толком не представляла, каким все это должно быть. Беллу всегда – и мать, и учителя, и друзья – учили, что импульсивность это слабость, которую нужно держать в узде и выдавливать по капле, однако сама она, прорыдав не одну ночь и с остервенелой ненавистью стыда искусав все руки до едва исцеляемых шрамов, не научилась слушать их, не слыша, а приняла ее своей главной силой.
Мать всегда, каждый раз, когда Белла промахивалась, падала, ошибалась или просто бывала неловкой, шипела ей в ухо о том, что «нужно думать, думать, а не сломя голову кидаться во что бы то ни было, хлопая ошалевшими глазами», однако сразу же, как только научилась слышать свои, а не чужие мысли, Белла поняла, что падает и ошибается именно тогда, когда думает. Мысли не приносили Белле ничего, кроме сомнений и страха. А что-то, дергавшее за нервы, заставляя бросаться вперед, приносило удачу. Мать слишком часто называла ее неуклюжей неудачницей, однако Белла знала, что она удачлива. Конечно, странно удачлива – ее Фортуна обладала мрачновато-садистическим чувством юмора, легкой шизофренией и мелочной дотошностью, отворачиваясь при любых признаках размышлений – однако она была. И иметь с ней дело оказывалось не так уж сложно. Нужно было просто очень чутко прислушиваться, улавливая ее веления и не обращая внимания ни на что другое. Иногда это не получалось, однако когда Белла все-таки успевала услышать и выполнить, вовремя задавив шевеления глупых мыслей, она получала все. Как, например, в этот раз, успев предупредить всех о засаде и этим не только сохранив жизни по меньшей мере пятерым, но и доставив Повелителю Гриневальдов гримор в целости и сохранности, что, естественно, было важнее. Держа щиты, пока остальные отступали, она схватила пару проклятий, рана от одного из которых заживала почти месяц, однако это только добавило эффектности ее подвигу. И Повелитель все знал – и про ее кривизну, и про ее удачу, а удачу и умение с ней обращаться он ценил – и Белла из почетного Среднего круга, перешла в избранный Внутренний. И получила право на одно желание, которым и воспользовалась.
***
То, что ее обманули – и обманула то ли она сама, а то ли ее удача – выяснилось потом, но время требовать справедливости давно прошло, поэтому Белла входит в приготовленную комнату. Бардовые с угловато-подтянутым узором стоящих по стойке «смирно» золотистых полосок обои, почти что пропитавшиеся кровью судя по отталкивающему оттенку шторы, два высокомерно-мягких только спинками и сиденьями кресла и презрительная без спинки кровать под обманчиво-мягким покрывалом. Это игра в символы? Тогда глупая – все они прозрачные и мертвые. Бывает по-другому, когда символы полуразличимы, но они золотятся, как пляшущие в хороводе призрачные дриады. Они тоже ничего не значат, но манят, одуряют и подталкивают, упоминают, заставляя мечтать и идти к настоящему. Эти же не золотятся – они совсем мертвые. Злые и мертвые. Трупы ничего не выражают – тот, кто думает иначе, просто не разу не видел труп любимого.
Это самая худшая комната – даже не бесстыдно-откоровенная, а просто пустая. Она знает, что произойдет и ей все равно. Злость, ненависть, даже презрение – они живые. А безразличие мертвое, и делает мертвым свой объект. Выдирает и убивает внутренность и смысл. Ведь то, что должно было произойти… Оно гадкое. Оно гадкое и, наверное, стыдное. И особенное, потому что обыденного не стыдятся. Все должны были ахнуть, ошеломленно застыв от ее испорченности и наглости. И сейчас это должно быть особенным.
Должно.
Должно.
Лорд сказал, что сам назначит день в течение недели, и Белла ждала дома, никуда не выходя и отказываясь говорить даже с матерью. Ей хотелось думать, что затворничество было способом избежать упреков и разобраться в себе, но обмануться оказалось не так легко – Белла просто боялась, что кто-нибудь придет к ней и, похвалив за смелость, расскажет, как это все на самом деле весело и как что лучше сделать.
Такое уже было – когда она пришла к матери, промучившись неделю от стыда и страха рассказать, что в первый раз позволила взять себя вовсе не так, как это должно было произойти у нормальной девушки, измученная боязнью, сомнениями и борьбой с собственной болью и гордостью, а в итоге получила такое сладкое и неожиданное прощение и понимание, что готова была сама простить и принять весь мир, а в довесок – уверение в том, что все совершенно нормально и с десяток историй, одна из которых самой матери, начавших так же, как и зря мучавшаяся Белла. И если до этого ей казалось, что нет ничего хуже мук совести и страха оказаться ненормальной, не такой как все, то после этого Белла поняла, что есть – понимание того, что ты действительно такая же, как все, а твой фамильный перстень 17 поколений, недавно переданный тебе матерью, и бережно тобой хранимый в обитой бархатом шкатулке, на самом деле куплен на распродаже бижутерии пару месяцев назад. Поэтому она ждала одна.
Сейчас они втроем – Малфой и Снейп вошли раньше нее, - однако Белла все равно чувствует, что она одна и это больно. А от комнаты и расплывчатых мыслей о том, что должно произойти, еще и гадко.
Конечно, Белла знает, что Северу тоже гадко, что он тоже видит эту кощунственно, потому что без погребения, выпотрошенную комнату, и тоже понимает, что смысла нет, но ему все же легче – Малфой входит с развязной брезгливостью, и Снейп знает, что это для него, чтобы закрыть трупы вещей покрывалами чего-нибудь своего. Белла даже представляет, как с каждым движением и выражением лица Малфоя сухая, как раковый кашель, бардовость чертовой комнаты для Севера расплывается и затягивается тонкой, но эластично-неповреждаемой пленкой малфоевских желаний, мыслей, отношений. Малфой презрительно кривится, глядя на кресла, и вот они расплываются, помутнев, как контуры в воде, а вернувшись, превращаются в кресла-которые-Люц-презирает-потому-что-они-слишком-похожи-на-плебейские-потуги-…
А кровать, на которую Малфой, брезгливо посомневавшись, кидает мантию, сразу же становится протраханной-поколениями-нищих-гостиничных-изменников-обителью-вшей-из-…
Люциус не напрягается, но каждую из этих цепочек Снейп может продолжить на двести, а то и триста звеньев вперед, дойдя по ней то до Малфой-Мэнор, то до «Песни гордых» Суона, то до холодных голубых глаз отца Люциуса, а то и до старых магических ритуалов цвета и покрова.

Название: Тропик Гименея
Фандом: ГП
Тип: гет, фемслеш
Рейтинг: NC-17
Пейринг: ЛМ/НМ, БЛ/НМ
Порнография №1 о женских странностях в семейной и личной жизни.