- Люциус? Ты звал меня? Зачем? Так поздно…, - уже переодетая ко сну, в накинутом поверх ночной сорочки шелковом халате и со свободно рассыпанными волосами Нарцисса с порога мужниного кабинета удивленно смотрела, как Люциус медленно поднял голову и отсалютовал ей бокалом из глубокого кресла в дальнем углу, которым обычно предпочитал не пользоваться, считая, что всему свое время и место, кабинет же – место работы.
- Да, хорошая моя, как же ты права – уже поздно, - он как-то задумчиво-горько ухмыльнулся и, махнув рукой, придвинул к креслу кушетку. – Выпей со мной, Нарси.
- Выпить?
- Да. Вина, коньяка, огневиски – чего захочешь. Хотя нет, огневиски мы будем пить завтра, сейчас негоже. Вина. Так выпьешь?
- Если ты хочешь…
- Хочу. Выпей и посиди со мной. Я сдаю, Нарси – так четко понимаю, какой же я старый... Дождись со мной утренних газет – и я отпущу тебя. Пожалуйста.
Муж редко просил ее, и еще реже – так, не приказом.
- Хорошо.
Она вошла, налила себе вина, опустилась на кушетку, протянула бокал к люциусову, собираясь чокнуться, но тот отрицательно покачал головой, и Нарцисса послушно пригубила одна.
- Что с тобой?
Нарцисса не испугалась – когда происходило что-то на самом деле серьезное, Люциус был другим: резким, собранным, словно бы ускорившим для себя время, чтобы продумать и просчитать вероятности, которые остальные еще даже не успели увидеть – да и глаза были совершенно другими. Нарцисса не взялась бы описать, какими именно, но хорошо помнила их выражение.
Сейчас же в блестящих и откровенно пьяных глазах мужа мутной и одновременно невозможно-тусклой пеленой расползалась тоска и ничего кроме нее: серая, ровная, гладкая – не мертвая, но покойная во всех смыслах сразу. Почти такая же, с какой он иногда, так редко, что Нарцисса могла бы пересчитать случаи по пальцам одной руки, говорил «Сегодня день рождения моей матери», которая умерла в последний год Люциуса в Хогвартсе.
- Что-то случилось?
- Ничего, любимая, ничего. Просто провожаю старого друга, - и, прикрыв глаза, Люциус залпом осушил свой бокал. – Очень старого и очень дорогого друга. Такого, какого уже никогда не будет. Никогда.
Нарцисса молчала, понимая, что Люциусу не нужны вопросы, и только осторожно положила ладонь ему на запястье. Он же, наконец заметив ее по-настоящему встревоженный взгляд, криво улыбнулся, потянул, заставив сесть к себе на колени, и обнял, поцеловав куда-то в волосы.
- Девочка моя любимая. Моя верная умная девочка. Ты же знаешь, что я люблю тебя, правда, Нарцисса?
Он произнес это в третий раз в жизни. В третий за двадцать лет брака и тридцать знакомства. Первый – после рождения Драко. Второй – там, в пекле, когда все могло закончиться, когда она сделала то, о чем он успел лишь подумать, словно прочитав его мысли, но - сама. Третий сейчас. Зато он мог поручиться за каждое слово.
- Что с тобой? – все-таки снова спросила она тревожно, чуть сжав его плечо, и Люциус наклонился, приподнимая ее подбородок, нежно коснулся губ, век, лба своими губами.
- Не бойся. Все хорошо. Нарси моя. Это пройдет. Ничего не изменишь. Просто побудь со мной.
Он дал последнюю отмашку десять часов назад. И знал, что в утреннем «Пророке» уже будет некролог. Если все пойдет, как задумано – но у человека, с которым он имел дело, по-другому не шло. И у него не шло. По крайней мере, не тогда, когда было время. А время у Люциуса в этот раз было.

Он никогда не думал, что его предадут. Возможно, это странно для Упивающегося Смертью, для интригана, для актера, к лицу которого приросла маска невозмутимости, но Люциус искренне ожидал, что с ним такого не будет. Предать могут только те, кому веришь, а он слишком тщательно выбирал таких людей. Думал, что это будет гарантией – и ошибся.
В этой войне он вообще непозволительно часто ошибался.
Провал в Министерстве и Азкабан ошеломили Люциуса. Что-то похожее он чувствовал в детстве, когда научился держаться в седле достаточно, чтобы счесть себя наездником, а потом – когда тело почти срослось с лошадью, действуя само, и мысли освободились для цели и летящего в лицо ветра, когда барьер был просчитан и почти взят освободившим его телом, а сам Люциус уже мысленно взмывал над следующим барьером – не пойманная сознанием секунда, боль и ошеломленное осознание, что над ним небо, под ним – трава, нога буквально горит от боли, и он абсолютно и необратимо неподвижен, а конь летит дальше – к барьеру, в ветер, туда, где сам Люциус уже мысленно был.
В первый день в тюрьме он никак не мог осознать, что это правда, с ним. Все, казалось, шло так, как было запланировано, они со Снейпом ощущали себя пианистами, играющими в четыре руки на двух роялях, дыхания хватало на самом пределе, но мелодия складывалась, срасталась побегами голосов, а зал поддавался, повинуясь почти что каждому движению пальцев – и внезапно, в секунду, хлопнувшая крышка переломала пальцы, и все идет где-то там, без него, а вокруг только сырость и накрывающие гложущей тоской дементоры.
Потом, конечно, появилась Нарцисса с вестями и через нее Снейп, и игра – не пульсом, но хотя бы издалека. Однако это первое ошеломление Люциус помнил хорошо. И то, что позволил себе выпустить ситуацию из рук. О том, к чему это привело, ему можно забыть, потому что желающих напомнить найдется с избытком.

- Люциус…, - Нарцисса ни слова не сказала, пока он не освободился, да и потом решилась заговорить об этом не сразу.
- Что? – а его трясло от преодолеваемого облегчения, целебных и укрепляющих зелий, идущих напролом и вразрез с состоянием и попыткой сосредоточиться, и от дурных вестей.
- Я… Люциус, тебе нужно знать еще одну вещь… Дело в том, что…
- Нарцисса, ты или говоришь прямо, или уходишь.
Он часто срывался на нее тогда, омерзительно почти истерически, чувствуя, что едва контролирует себя. Потом жалел, а потом снова срывался. Она терпела.
- Северус, он… Я говорю, Люциус, не кричи. Они с Драко любовники.
Он даже не понял сразу, о чем идет речь.
Он знал про Снейпа, давно. Не одобрял, но знал, умея не лезть не в свои дела. И никогда не думал, что это будет иметь значение и станет его делом.
Он безобразно наорал на жену, все пытаясь узнать, как она позволила, а потом просил прощения, вытирая слезы и слушая сбивчивое сквозь них «А что я могла?» и понимая, что во всем виноват сам. Но это не отменяло предательства. Просто этот вопрос можно и нужно было отложить.
Потом – когда все закончилось, а на самом деле только началось, но появилось время перевести дух, когда издыхающее изломанное Министерство удалось оседлать и, на ходу достраивая, латая дыры, добавляя протезы, а потом и преобразуя, перестраивая – направить в нужную сторону, Люциус вернулся к этой мысли – о предательстве. О Северусе Снейпе, спавшем с его несовершеннолетним сыном. С озлобленным несчастным ребенком, которому не к кому было пойти. О Снейпе, продолжавшем делать это до сих пор – в Хогвартсе, куда он вернулся героем и директором, а Драко, как и многие его ровесники, выпускником, чтобы завершить прерванный курс.
Люциус буквально чувствовал, как выкручивает внутренности это осознание ледяной яростью. Она не прошла за все время, что он был занят другим, она просто ждала. Его предал человек, к которому единственному, кроме жены, он повернулся спиной. Человек, с которым они столько должны были друг другу, что уже давно обнулили расписки и перестали считать. Человек, с которым, он позволил себе думать, они – вместе.
Но они были союзниками, партнерами, друзьями, в конце концов, хотя именно последнее и добавляло жгущее даже через всю прагматичную рациональность осознание предательства – и Люциус, стиснув зубы и гордость, пришел говорить.

- Северус, я прошу тебя! Подумай! Неужели ты не понимаешь? Неужели ты не видишь, что втаптываешь в грязь не только репутацию моего сына – ты и себя превращаешь в посмешище?! – почти кричал Люциус, наклонившись вперед и стискивая в руке трость.
- Люциус, вот только не надо пафоса, - брезгливо махнул рукой Снейп, сверкнув прозрачным камнем в новом – раньше он украшений не носил, никаких – перстне.
После войны Северус Снейп изменился, и сильно. Люциусу иногда казалось, что тому будет сложно – до срывов, невроза и выпивки – избавиться от того напряжения, которое буквально обросло их внешним скелетом за все то время, что длилась эта игра – бесконечная, изматывающая, без пауз и времени подумать, все перед глазами превращающая в ветвящуюся запись и просчет ходов, в схему, свиток с которой развертывался дорогой в бесконечность, где можно заблудиться, если неправильно запомнишь поворот к единственной настоящей точке в конце. Но он ошибся – Снейп просто сбросил весь этот скелет, как змея выбирается из старой сухой кожи. Как будто победа – настоящая, их, последним рывком, «вторым дыханием», полубожественным откровением просветления, когда линии вариантов читались почти озарением, а на руках нес едва ли не сам Мерлин, оставляя время лишь молиться и думать-думать-думать, быстрее, так быстро, что осознание не успевало, сдаваясь – та игра и победа, что выжала Люциуса досуха и выбросила на колкий песок скрученным комком иссохших сжатых мышц, оставив вспоминать, что он вообще такое – эта победа словно позволила Снейпу родиться заново.
Люциус не узнавал его. Видел знакомые, на внутренней поверхности век отпечатавшиеся черты, чувствовал за спиной присутствие, которое воспринимал как третью свою руку и вторую палочку – и осознавал, что ощущения не складываются в прежний образ, а увидеть новый он никак не может, потому что для этого нужно понять, что это – кто-то другой, а именно оно и не выходит.
- Это не пафос. Это то, за что мы с тобой боролись! Это будущее, Северус! А ты его планомерно уничтожаешь из-за каприза! Уже сейчас ходят слухи! Он твой подопечный, он твой ученик!
- Через полгода это изменится, - пожал плечами Снейп, судя по всему, постепенно успокаиваясь и расслабляясь в глубине черного кожаного кресла работы, кажется, раннего Тиффо, как определил уважающий старых настоящих мастеров Люциус – еще одна новинка. Как мантии, заказанные у того же портного, чьими услугами пользовался он сам, как перстни, подобранные с неожиданным вкусом, почти равным их цене, как настоящий персидский ковер под их ногами, как новые комнаты – раза в два больше, чем прежние, а по размеренной роскоши почти способные поспорить с половиной Малфой-Мэнора в лучшие его времена.
- Ничего не изменится, Северус, если ты не решишь это изменить. Ты же все знаешь сам. Я прошу тебя, порви с моим сыном. Отпусти его. Дружбой прошу, Северус.
Не ломай его, не доламывай, не вози в грязи. Он же не выберется потом, Северус.
- Драко умный мальчик.
- Мальчик! Он ребенок! Капризный измученный сорвавшийся ребенок! Глина, Северус, глина. Поврежденная и необожженная! Оставь его мне.
- Прости, но у тебя было время.
О, уж это-то Люциус отлично знал и сам.
- У нас обоих есть, о чем сожалеть. Дай мне исправить это. Не мешай.
- Я учу его, Люциус.
- Ты развращаешь его! – не сдержавшись, крикнул Малфой, и Снейп, тоже не выдержав, треснул кулаком по подлокотнику:
- Люциус, о Мерлин! Я знаю, что ты сноб, но всему же есть пределы!
Малфой вскочил, и, не в силах больше сидеть, обошел свое кресло, остановившись позади него:
- Их нет твоей слепоте! Ты растишь из него сладкого мальчика! Фаворита! Блядь, в конце концов, если тебе понятнее так!
Ноздри Снейпа гневно раздувались, пальцы вцепились в подлокотники, он чуть подался вперед, буравя Люциуса взглядом – но молчал. И это означало, что даже на иррациональной надежде можно было ставить крест – он и сам все это отлично видел. Видел – и решил.
Возможно, Люциус его понимал. Возможно, не будь он Малфоем, и принял бы. Но слишком много портретов висело на стенах его Имения, слишком много знаменитых предков он мог перечислить по памяти и слишком много его остова было сложено фамилией, которая с кровью бежала по венам.
Северус просто хотел свободы – он остался жив настолько, чтобы чего-то хотеть, и чтобы позволить себе это. Он был один – и он это мог. Наконец-то он мог желать – и брать. И он больше не хотел сдерживаться, ни в чем, чего на самом деле желал.
Люциус хорошо понимал, что так бывает очень часто. Что большинство союзов распадаются именно так – когда врага уже нет, а есть будущее, которое каждый видит своим. Что империи свергнутых тиранов рушатся не под напором внешних врагов – их растерзываю, деля, бывшие союзники. И он не хотел быть стервятником, он бы уступил – силу, власть, кресло, и встал бы за плечом, в тени, требуя лишь доверия и права говорить и быть услышанным. Но не это – не сына. И не то, что всегда было для него незыблемым. Не его мир. Это то, с чем Люциус не мог смириться, потому что он никогда не думал, что выше всего стоит человек.
- Сплетни ползут, Северус. Вас смешают с дерьмом. И Драко, и тебя. Вытащат все грязные подробности. Размажут по страницам «Пророка», и не его одного. В худшем случае тебя посадят, Северус, в лучшем оправдают, изваляв в грязи, - устало перечислил Малфой, снова опускаясь в кресло и отпивая из забытого бокала.
Снейп криво усмехнулся, тоже откидываясь и расслабляясь:
- Победителей не судят, Люциус.

Разговор с сыном Малфой тоже помнил хорошо. Каждый.
- Драко, ты должен это прекратить.
- Нет, отец.
- Да, сын. Ты Малфой, ты не можешь позориться такой связью у всех на глазах. Ты не должен валять наше имя в грязи. Ты только начинаешь, а с этого начинать нельзя.
Люциус хорошо видел, что застал Драко в его комнатах совершенно случайно. Здесь явно не жили, причем достаточно давно. И сейчас его сын что-то торопливо перебирал в шкафу, когда Люциус вошел, прибыв без предупреждения и даже без ведома директора.
Люциус знал все – из сплетен, из воспоминаний слизеринцев, для которых его покровительство немало значило, особенно после победы, из мелких деталей, легко складывавшихся в картину, от которой Малфоя передергивало от омерзения.
«Драко, задержись», «Драко, отработка сегодня в восемь» и зелье без малейших замечаний, «Молодец» и рука на плече, в волосах, на шее или за ухом – всегда по-разному, но всегда кристально ясно для того, кто умеет смотреть. Пунцовые губы и болтающийся на шее дохлый галстук у выходящего из кабинета директора Драко. По-мужски откровенный и тяжелый взгляд Снейпа, под которым Драко отрывается от зелья и провокационно облизывается, почти не краснея.
Так грязно, как это только возможно: мужчина и мальчишка, молодящийся могущественный директор и его сладкий молодой любовник. Похоть: юная, фальшиво-невинная, кокетливо-блядская, демонстративная, продающаяся – и зрелая, отцветшая, тяжелая и удушливая, позволившая себе, просчитавшая цену и честно отсчитывающая плату, следя, чтобы товар соответствовал каждому кнату.
Люциуса тошнило.
Восемнадцать. Уже почти поздно. Загрузить – делами, учебой, ответственностью. Дать ее почувствовать – настоящую, продуктивную, подъемную и объятную. Позволить почувствовать, как это – создавать, а не панически спасать или покупать. Дать решаемые задачи с результатом, который видно. Кружной дорогой вернуть к тому повороту, с которого становятся мужчинами, а не сладкими мальчиками, с которого учатся создавать, а не покупать. Сложно, очень – но можно. Он осознал все ошибки, он наказан за них и научился через них. Теперь просто забрать сына – и все будет.
Но сын – сосуд, глину которого не обожгли, медленно и вдумчиво, а опалили, и ручки отбиты.
- Это мне решать, с чего начинать и чем продолжать. Я не буду тебя слушать. Я все для себя решил. Уходи, отец.
Маленький озлобленный и обиженный мальчик – Люциус же помнил, как полгода назад, на руинах, Драко плакал, уткнувшись ему в плечо, и шептал «Папа, папочка!». Совсем маленький, измученный, изуродованный – и его руками тоже. Его ошибка, его наказание, половина его сердца и жизни.
- Драко, я прошу тебя, послушай меня. У нас все будет по-другому. Но ты должен это прекратить и слушаться меня. Я помогу тебе. Я сделаю все, что смогу…
- А что ты сможешь?!
Люциус ждал, что оно выплывет, был уверен и ждал – но не думал, что так, истерикой, сорвавшейся буквально по слову, взвизгом и уродливыми горячечными пятнами на щеках и шее.
- Ты уже смог – что?! Загреметь в Азкабан?! Просидеть там все, что было?! Там – не здесь! А я был здесь! Пока ты отсиживался! Пока отдыхал, пока прятался! Только это ты и смог! Ты бросил меня! Бросил – а теперь чего-то от меня хочешь?! Где ты был, когда меня хотели пытать Круцио?! Где ты был, когда Он угрожал убить маму?! Где ты был, когда я чуть не вскрыл себе вены от страха за нее и себя, когда не знал, от кого ждать удара в спину, когда из-за тебя был между двух огней?! Когда Поттер чуть не перерезал мне глотку! Прохлаждался?! Отдыхал?! Пережидал?! Прятался! Ты сбежал, бросив все это на меня!
- Драко…
- Я сам могу за себя решать! Я вырос! Тебя не было – а Север был! Он был здесь, он не сбежал, не бросил! Это он – мог! И теперь мне плевать, чего ты хочешь! Плевать, как тебе было плевать на меня, когда ты спасал свою жизнь, бросив нас с мамой! Мне плевать – на тебя, на Малфоев, на род и кровь вашу голубую! Я – сам по себе, слышишь?! И жить буду так, как хочу! С Севером! Оставь нас в покое!
- Даже если я и оставлю, Драко – ты понимаешь, что если все продолжится, вас изваляют в грязи, а его еще и посадят?!
- Победителей не судят, отец!

Он пытался. Не раз и не два. Он пробивал эту стену лбом, искал скрытые двери, пытался обойти, надеясь найти другой вход – бесполезно. А все рушилось и рушилось, покрываясь сбегавшим из часов песком. И он понимал, что как только Драко закончит Хогвартс, они официально станут жить вместе.
И Люциус сдался.
Это знание было одной из настоящих драгоценных удач – наемный убийца, фантастически дорогой и такой же надежный, человек, который никогда не ошибается. И одиннадцать часов назад Люциус дал ему последнюю отмашку.
Известия будут в утреннем «Пророке». Он дождется, прочтет, отправит Нарциссу к Драко – и пойдет составлять речь. Ведь именно его попросят ее произнести. И он будет рассказывать, каким другом и героем был Северус Снейп, и будет рассказывать искренне, потому что тот действительно им был. Пока не стал победителем. Пока не решил, что победителей не судят, даже они сами.
Все

Спасибо, дорогой автор Даже при моей нелюбви к Снейпу, это все равно было прекрасно

Абсолютно чудесный фик. Настолько богато прописанных произведений я уже давно не читала. Как будто поэзию читаешь.
Не хочется кричать няя и говорить: я в восторге. Хочется серьезно пожать руку, потому что это - блестяще.

Джордано
Читала с огромным удовольствием, как и все Ваши произведения
Я уже в отзывах о "Чертовом колесе" говорила, что Ваши старшие Малфои для меня- 100 попадание в образ!
И при всей моей нелюбви к "нехорошему" Снейпу, изменения его личности в этом фике логичны и обоснованны. Блеск!
Фик великолепен!! И финал великолепен! И с такими героями видится ОЧЕНЬ напряженным.

РРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРРР!!!!!!!
И что это, блин!!!!!!!
А где хеппи-энд?!
Идея не моя, зараза ты этакая...
Зая, за что ты их так, а?
Где твоя совесть? За это с тебя флаффная гарридрака с МПРЕГом, ясно?

Ну, ладно...
А вообще просто класс!!!!!!
Мне очень понравилось. Люц понравился. Снейп - скотина, впрочем как и всегда.
И Дракушка - мелочь сучья. А Люц - молодец. Надеюсь, что киллер свое бабло отработает на отлично, речь-то уже заготовлена)))))

KriZZ ой не ругайтесь плиииз ИМХО сюда ХЭ не подходит, не та цветовая гамма

герцогиня де Шеврез, ну, здесь Снейп не самый положительный персонаж.
Спасибо!
Glukka, спасибо большое, очень приятно.
monteray, спасибо большое! Мне почему-то старшие Малфои именно такими представляются, "семейственными". ))

KriZZ,

герцогиня де Шеврез
Дело не в сюжете, а в обещании хоть когда-нибудь наваять что-нибудь светлое и радостное)
Джордано
Люблю тебя родная!
Но текст все равно надо редактировать(((( Ляпусы есть((( Да и пунктуация... как всегда, авторские знаки, блин.
А вообще, хорошо получилось! Ты у меня умничка.
Только как бы тебя на макси раскрутить?

KriZZ, так займись, отредактируй!
А макси - ну, замотивируй как-нибудь. ))

Джордано
Хнык-хнык, все-то ты мотивации требуешь, наглая капибарская мордень!
А если поцалууууую?

Джордано вот все и ложатся в образ идеально А Ваши Малфои - самые малфоистые Малфои, во всяком случае для меня

KriZZ видимо для светлого время еще не пришло И замотивируйте автора, ну пожааааалуйста. Наша читательская благодарность не будет знать границ в разумных пределах

герцогиня де Шеврез
Чтобы мою зайку замотивировать, никаких нервов и сил не хватит! Чего только стоит ее закраментальное: "А ты мне расскажешь?". Чувствую себя, блин, пушкинской няней)))). Джордано такой странный зверек в этом плане, хотя и лапуля любимая...

Джордано
Зая, я редактировать начала(((. Люблю тебя, заразу!
И настаиваю на том, чтобы все же вернуться к стародавней идее: Снейп/Аргус/Том. Хочу! Сил нет! Даже рассказывать буду...

KriZZ Мы в вас верим, честно-честно

Ух ты! Прекрасно! И Люциус с Нарциссой такие яркие и живые и настоящие! Ну, и снако, конечно... Просто чудо! Мне очень понравилось.

Mon Ange, спасибо большое! ))

Джордано
А как насчет позитивного снако? Не планируете? У Вас бы здорово получилось, я думаю.

Mon Ange, мне бы и самой, наверное, хотелось - но, боюсь, именно позитивное и не получится. И это, и прошлая "попытка" - все мрачно. Иначе не выходит.

Ну хотя бы с ХЭ... Ничего не могу с собой поделать, я, наверное, романтик-оптимист.

Mon Ange, я тоже очень люблю "хорошие" снаки. )) Но у самой выходят только такие... ((
А вы "Без обмана" забросили совсем? Или просто оставили на время?

Джордано
Не забросили ни в коем случае! Просто у меня сейчас куча работы, у соавтора - арты, и плюс ко всему мы сейчас пишем кое-что на фест, так что сами понимаете, времени не хватает. Но забрасывать БО и не думали, это наш любимый проект. Там немного осталось, около пяти глав. Спасибо, что не забываете

Mon Ange, тогда буду преданно ждать продолжения!

как эмоционально, а вот Севу жалко, не понял Люц чужого счастья
СС/ДМ -

не понял Люц чужого счастья
MollySun, ну, учитывая, чем это счастье для него оборачивалось...
СС/ДМ -
Ага, и я люблю очень.

Джордано у мя проба пера была по этому пейрингу)) если интересно у мя в дневе

MollySun, у вас там, я смотрю, вообще много всяких снаков. ))